Жизнь, проходящая на экране. Элия Сулейман

Важно, что на экране — в прямом смысле слова вся жизнь. Без остатка. Не будь я палестинцем, я тоже, возможно, сделал бы некий фильм про что-то подобное, но действие происходило бы не в такой экстремальной точке земного шара. Палестина — не страна, а понятие. Это не «у себя». Я там не у себя. Иными словами, я там не чувствую себя как на своей земле. В моем фильме нет такого центра мироздания, как своя земля. Не знаю, известен ли вам священник по имени Юго Сен-Виктор, который считал, что муж совершенный суть тот, кто порвал в душе все связи с каким-либо названием на географической карте. В сценарии фильма «Хроника исчезновения» я его процитировал. Между прочим, и сам прошел через искушение стать эдаким совершенным иностранцем и некоторое время даже вытравливал из себя любое чувство принадлежности к реальной Палестине. Я искренне считал себя гражданином мира, и что моя Палестина — всегда при мне, и я везде — у себя. Потом я покинул Нью-Йорк и вернулся в Палестину, где на меня волной нахлынули всякие романтические чувства. Захотелось навсегда обосноваться в родных местах, и чтобы вокруг дома росли, сами понимаете, оливковые деревья, ну и, конечно, жениться, детей наплодить — словом, обрести потерянный рай через повторение собственной семьи по детским воспоминаниям. Но вместо этого я сделал свой первый полнометражный фильм «Хроника исчезновения». И многие считают, что я зашел слишком далеко, смешивая вымысел и реальность. Но ведь все не так однозначно.

Собственно говоря, любой серьезный фильм вырастает из страхов самого автора. Я вовсе не великий мастер экранного напряжения и не каждый день выхожу на тропу войны. Когда мне случается пересмотреть свой фильм, возникает ощущение некой меланхоличности. Ведь в основе этого — мои личные потери: я потерял и место, и людей. При том, что на самом деле родной город Назарет по-прежнему стоит, где стоял, и мои знакомые, живущие там, тоже никуда не делись. Но фильм вырос еще и из страха потерять близких людей. Ну и, конечно, из прекрасной мечты навсегда вернуться на родину. Мечту эту я, кстати, попытался осуществить. Снял жилье в типично арабском домике, нашел работу (Элия Сулейман принимал участие в организации кинофакультета в университете Бир-Зейт -Ю.Х.). И что же? А ничего. Оказалось, что все мои мечты — из разряда навеки утраченного. Я прожил на родине только год и с каждым днем все больше увядал. Потому что в такой ситуации навязчивым воспоминанием становятся годы изгнанничества. Хотя в принципе, в этом, может быть, есть определенное преимущество.